Не знаю, с чего начать. Пожалуй, в этом году что-то изменилось, мои близкие стали больше, чем обычно, болеть.
Ириша отравилась в начале февраля, мы лежали с ней в инфекционнке; это был первый раз с момента ее рождения, когда она серьезно заболела. Необычно вялая, она спала целыми днями, а я отпаивала ее по чайной ложке водой. В марте она подхватила грипп, вероятно - температура поднималась до 39, 2 и мы с ней не расставались. Я клала дочку себе на живот и так мы провели почти сутки, он плакала, стоило мне уложить ее в кроватку. Сразу после дочери с ОРВИ слегла я, потом Саша. Выздоровели мы достаточно быстро, только очень тяжело было заботиться о выздоравливающей и скачущей девчонке, когда по тебе самой натурально проехал каток. Буквально недели две назад она снова отравилась, но в инфекцию мы не поехали, вызывали педиатра на дом. Рабочая версия отравлений - Иришка все тащит в рот, и на улице в том числе.
Мама в марте пожаловалась на онемение руки и губ, наступившее резко. Мы зашли с улицы домой, я взглянула на нее и увидела этот характерный перекос лица, который столько раз наблюдала. Мама отказалась вызывать скорую, но позже согласилась обследоваться. Я думала, что это транзиторная ишемическая атака, или лакунарный инсульт, что-то тривиальное. Тысячу раз пожалела, что поддалась на уговоры мамы и не вызвала на себя скоряков. Тут еще один момент был не в пользу инсульта - не было повышения давления.
В тот день, когда она должна была сходить к неврологу и забрать анализы от терапевта, мы вышли гулять. Мама с обеспокоенным видом бродила под окнами. Я не знаю, сколько она так ходила, не решаясь позвонить, переживая и волнуясь. Я успокоила ее, как могла, и мы вместе пошли на КТ. Иринка болталась в рюкзаке и уснула по дороге.
То, что дело сложнее, чем кажется, я поняла, когда мимо меня прошли быстро медсестры с чем-то в руках. Будут вводить контраст, думала я, но зачем.. В голове помимо воли стали возникать непечатные выражения. Вердикт врача - обьемное образование, опухоль.
Как мы прожили эту долгую госпитализацию, эти поиски нейрохирурга, невероятное межевание и тягомотина, не буду рассказывать.
Завтра маму оперируют. Опухоль большая, но я уже сделала, что могла. Теперь отступаю и жду, и я готова почти ко всему, почти.
Дедушка простудился в феврале и с тех пор не вылезал из больниц. Я даже не видела его выписок. Он лежал в реанимации, потом в неврологии, потом в кардиологии. Что-то похожее на повторный инсульт, тромбы в ногах. Я понятия не имею, что было. Я думаю, он устал.
Когда наконец он оказался дома, бабушка вызвала врача уже себе - нарушение ритма сердца. Ее увозила Сашка, моя одногруппница.
Бабушке на следующий день стало полегче, и она засобиралась домой. Правдами, неправдами и целительными капельницами мы с врачом задержали ее. Сердце у нее было не на месте в прямом и переносном смысле, я поехала побрить дедушку. Мой дядя почему-то не мог с этим справиться.
Дедушка был худой и неухоженный. Я помыла ему голову, побрила щеки. Не могла до него достучаться. Звала, но он не откликался из глубины своего тела, пустые голубые глаза не фокусировались на мне.
Сегодня утром он умер.
Мне тепло и светло оттого, что мы дружили с ним. Моим первым словом было яркое "дед!". Мне грустно, что последние годы его были омрачены приковываюшей к постели болезнью, болезнью, отнимающей разум. Шутка ли - три инсульта.
Наверное, позже я напишу о нем.
Столько всего близкого.
Мир звенит во мне, резонирует. Я тоже очень устала.
Не знаю, уедем ли мы с Иришей куда-то летом. Мне нужна перезагрузка, но у меня нет достаточно денег и человека, который бы хотел быть рядом в поездке.
Да, и еще - ребрендинг. С Дозоров я осознала, что Цветочек за 10 лет вырос в целый лес. В Тайгу.
Здесь дедушка на Увильдах. Тогда я фотографировала больше и лучше, чем сейчас